Лирика Лермонтова занимает особое место в русской поэзии. Если попытаться дать ей какой-то эпитет, то можно сказать, что она философская. Она не ограничивается внутренним миром автора, его субъективными переживаниями и настроениями. А удивительным образом сочетается с вопросами Бога, свободы, понятий добра и зла.
Почти никогда не встретите вы в произведениях поэта ни мечтательности, ни светлой грусти, ни «сладких грез». Почти всегда это ураган страстей, «горечь слез, отрава поцелуя». Почти всегда это борьба добра и зла, света и тьмы.
И это не удивительно, если вспомнить время, в которое жил Лермонтов. Ведь поэт в своем творчестве не столько высказывает свои внутренние переживания, сколько отражает окружающий мир. И если этот мир жесток, противоречив и тревожен, то стоит ли удивляться, что и вся лирика пронизана тревогой и духом борьбы?
«Да, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя…» — это не просто ворчание старика, это сожаление о прошедших славных днях, которым не суждено уж повториться. И печальный демон дух изгнанья, и смелый купец Калашников занимают думы поэта, столкновение прошлого и нынешнего и вызывают эту вселенскую печаль. Отсюда эти картины мрачной природы, описания ущелий и диких вершин, где нет места покою и любовной неге – только мятежная страсть и предчувствие какой-то трагедии.
Гений всегда одинок, он всегда противостоит толпе, толпа никогда этого не прощает. Тем более, если гениальность проявляется в поэзии, судьба гения особенно трагична. «Свободы, Гения и Славы палачи» только выжидают удобного момента, чтобы пролить «поэта праведную кровь», в очередной раз поквитаться с тем, кто не помещается в прокрустово ложе обыденности.
