В сентябре 1820 года Александр Сергеевич Пушкин приехал в Кишинев, на место новой службы. Формально ссыльным он не считался, но указом императора выслан был из столицы исправляться от политического вольнодумья, привитого ему в лицее. Там, в Кишиневе, Пушкин познакомился с членами масонской ложи «Овидий», общался с видными участниками массоно-дворянского заговора декабристов такими, как Рылеев и Пестель.
Захваченный атмосферой политического и религиозного вольномыслия, Пушкин даже вступил в кишиневскую масонскую ложу. Однако масоны и декабристы вскоре поняли, насколько далек великий художник слова от атеизма и политического радикализма. Несмотря на свой молодой возраст, Александр Сергеевич ясно осознал, что с радикалами у него нет, и не будет ничего общего. Это понимание стало для Пушкина толчком к изучению Библии и Корана. «Думы» Рылеева поэт шутливо называл дрянью, а название, по его мнению, происходило от немецкого dumm (дурак). Среди декабристов, живших на юге, Пушкин так и не отыскал единомышленников. Ему была уготованная одинокая и прекрасная стезя гения.
Однако с некоторыми будущими декабристами Пушкина навсегда связали теплые личные чувства. Вильгельм Кюхельбекер по прозвищу Кюхля, однокашник Пушкина, в лицее был застенчивым нескладным мальчишкой. Однажды Француз (Пушкин) обидел Кюхлю злобной эпиграммой, за что и был вызван на дуэль. Закончилась дуэль простреленной новой шляпой Дельвига, заплаканным Кюхлей на шее Пушкина и последующим распитием коньяка в кофейне. С юности нескладный Кюхля мечтал прославиться, и сделал это, стреляя на Сенатской площади в великого князя Михаила Павловича и строя в ряды восставших солдат.
Еще более сильные чувства связывали Пушкина с Пущиным. Рассудительный Ваня Пущин был первым лицейским другом вспыльчивого Саши Пушкина. Через много лет Иван Пущин хладнокровно руководил солдатами на Сенатской площади. Он был одним из немногих, кто не потерял самообладания. Когда по декабристам приказано было палить картечью, Пущин даже не пытался увернуться. Его шуба и шапка были прострелены во многих местах. Умирая, Пушкин сожалел, что Вани нет рядом, говоря, что так бы умирать было легче. Иван Пущин узнал об этом лишь через двадцать лет, вернувшись с каторги.
Именно им, Пущину, Кюхельбекеру, Вольховскому адресованы пушкинские строки, полные дружеской любви и надежды на освобождение. Пушкин болезненно воспринял вести о повешении пяти самых активных членов заговора. Но еще более ужасала его судьба декабристов, приговоренных к вечной каторге. «Мрачные затворы», «каторжные норы» — образы, передающие весь ужас, охватывавший Пушкина при мысли о судьбе его друзей. Пушкин приободрял их, говоря, что борьба была не напрасна и подвигом своим эти люди сделали мир лучше. На аудиенции в Кремлевском дворце Пушкин откровенно признался царю, что будь он в столице в те дни, не колеблясь, стал бы в ряды заговорщиков.
