Стихотворение «Элегия» Пушкина написана в привычном для автора дистихе с пятистопным ямбом по мотивам римского элегического двустрофного стиха, только в видоизмененной форме, свойственной больше русской поэзии. То есть, сама суть произведение осталась – философско-меланхолическое настроение, но гекзаметр-пентаметр построены не по древнеримским канонам изложения. Поэтому оно звучит мелодичнее, что свойственно манере написания Пушкина.
Как и в классической элегии, в произведении Александра Сергеевича есть контраст между первой и второй строфой. В первой слышится уныние, неуемная тоска и обреченность, но во втором уже проскакивают возрождающие позитивные нотки. Если вначале Пушкин жалеет об ушедших днях, жалуется на свою тяжелую жизнь и пророчит нелегкое и горестное будущее:
«..Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе
Грядущего волнуемое море»,
То уже в следующей строфе заметен резкий поворот – жажда жизни и надежда на будущие счастливые моменты, которые утешат его. Здесь он раскрывает парадокс творческой личности:
«Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать…».
Как нелегок бы был путь поэта, но в этом он находит вдохновение для своего творчества. В тот сложный для Пушкина, но плодотворный «болдиновский» период, в нем еще есть силы и надежда, а также грезы о любви (вероятнее всего мысли о своей невесте Наташе Гончаровой), которая согреет его последние года жизни:
«…И может быть — на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной».
В древнегреческой и римской элегии ударения слов не являлись частью ритма стиха, также как не встречалось пятистопного ямба. Но, несмотря на эти отличия, произведение Пушкина «Элегия» можно назвать классическим примером элегического стихотворения, но уже русской литературы, красивым и печальным.